В Какой Больнице В Москве Лечили Чернобыльских Пожарных: обновленная информация, быстрый ответ

Если бы не он, не исключено, что взорвался бы не только четвертый энергоблок, но и вся станция. Под каждым блоком находится гидролизная станция, производит водород для охлаждения турбогенератора генератора. После взрыва Саша спустился под энергоблок и удалил водород с охлаждающей рубашки генератора. Леличенко — один из героев Чернобыля, который сделал, величайший подвиг. Он получил ужасную дозу облучения и вскоре умер.

Известно, что первых ликвидаторов из пожарных доставили на самолете в Москву, в шестую клиническую больницу. Известно, что мест в Москве хватило не всем. 13 пожарным повезло — они могли получить инновационное лечение от американского доктора Гейла, который должен был спасать героев Чернобыля по своей новой прогрессивной методике. 11 пожарным повезло меньше — их привезли в киевский институт радиологии и онкологии, к главному радиологу Украины, Леониду Киндзельскому.

Леонид Киндзельський был человеком с характером. Несмотря на настойчивые рекомендации московских коллег, он открыто отказался использовать этот метод: профессора смутило, что лечение острой лучевой болезни полностью совпадает с лечением острого лейкоза после лучевой терапии.

Фотография сделана в 1986 году в Киеве в Национальном институте рака. Пациенты, получившие очень большие дозы облучения на ЧАЭС, сфотографировались с медиками, которые их лечили. Крайний слева во втором ряду — профессор Леонид Киндзельський

Много лет методика доктора Гейла была признала ошибочной, а позже — преступной: в США его ждал скандал на уровне Конгресса, а в СССР наконец выяснили, что он — просто военный врач без медицинского образования, который ставил эксперименты на людях. В интернете можно найти много его фотографий и материалов о нем.

Содержание

Чернобыль: Медик рассказала о масштабах катастрофы и о том, как в Киеве и Москве спасали ликвидаторов

Измеряли уровень радиации — он был высокий у всех, но некоторые отказывались ехать. Обычно проявления острой лучевой болезни проходят через несколько часов. Исчезают все признаки, человек чувствует себя бодрым и веселым. Кто-то отказался ехать, кто-то поехал потому, что испугался, хоть ничего и не волновало.

Нынешнее государство, если бы сегодня взорвался в Чернобыль, так бы и сделало. Были бы вот те несколько автопарков, которые стояли под открытым небом 27 числа и ожидали, пока разрешат эвакуацию Припяти. Однако сейчас бы Припять никто не эвакуировал. Города специально для чернобыльцев, для переселенных людей, никто бы сейчас не построил. Тогда нам хватало денег на еду, мы верили в государство и надеялись, что оно нас не оставит.

Опасность лучевой болезни состоит в том, что у человека нет клеточных элементов, ни эритроцитов, ни лейкоцитов. И человек гибнет или от кровотечения, или от анемии, от нехватки гемоглобина. Вот им и подсаживали костный мозг. Суток 5−7 он работал, свой костный мозг начинал опять размножаться — ведь одна-две клеточки оставались же, и таким образом больные вышли из криза.

Да, никто не говорит, что человек мутант, у него какие-то не такие уши или две головы. Внешние признаки мутации — не самое страшное. От того, что у человека три соска или три уха, ничего страшного не будет, это мелочи жизни. Они практически не опасны для нормального человека. Дело же заключается в том, что мутации происходят на клеточном уровне, что может проявляться, например, в омоложении болезней.

Именно поэтому мы сейчас сталкиваемся с высокой детской смертностью, когда врачи не могут спасти ребенка. Это не потому, что врачи стали хуже относиться к детям, а потому что те мутации, которые были в организме, были переданы потомкам, и они будут передаваться еще. Это уже начало проявляться в виде слабого иммунитета. Дети умирают от гриппа, полиомиелита, от того, что организм ослаблен, потому что сопротивляемость организма — низкая. Но об этом как-то не принято говорить.

— Да, но только до пятого мая — в этот день к нам явились «товарищи в штатском». Они обязали всех держать язык за зубами, изъяли истории болезней и другую документацию. Впрочем, пожарные не очень-то их испугались и после визита сотрудников спецслужбы говорили все, что хотели.

Затем Гейл выступил в Министерстве здравоохранения УССР перед украинскими врачами. Я там присутствовала. Тогда мы и узнали, как американский доктор лечил больных: убивал костный мозг и подсаживал донорский. Причем донорский материал проверялся на совместимость лишь по небольшому количеству параметров. В результате далеко не у всех он приживался. У многих организм отторгал чужой костный мозг, и пациент умирал. Когда на встрече в Минздраве врачи спрашивали Гейла, почему он применил такую методику, вразумительного ответа не услышали.

— Пациенты каждый вечер смотрели в холле нашего отделения телевизионные выпуски новостей, и когда сообщалось о гибели их товарищей в Москве, спрашивали нас: «Почему ребят не спасли?» Мы тогда не знали ответ, говорили, что те, кто скончался, вероятно, получили очень большие дозы облучения. Пациенты возражали: «Но мы находились рядом с ними! Как же они могли облучиться больше нас?»

В 1986 году в московской клинике из 13 пациентов с острой лучевой болезнью после пересадки костного мозга умерли 11 человек, а в Киеве из одиннадцати прооперированных выжили все (. ). Кацапы вытащили откуда-то доктора Роберта Гейла в Советском Союзе, наверное, знал каждый. Телеканалы и взахлеб рассказывали об «известном американском медике», «уникальном специалисте», «по собственной инициативе приехавшем спасать чернобыльских пожарных». В то же время нашим киевским врачам под руководством профессора Леонида Киндзельского удалось спасти всех (!) попавших к ним пожарных и атомщиков, которые получили огромные дозы облучения на Чернобыльской АЭС в ночь, когда там произошла ядерная катастрофа
— Сразу после Чернобыльской катастрофы переоблученных на ЧАЭС пожарных, сотрудников станции отправляли на самолете в Москву в специализированную больницу номер шесть или в Киев в наш институт, — говорит заведующая научно-исследовательским отделением Национального института рака врач-онколог высшей категории Анна Губарева. — В Москве многие умерли, а мы спасли всех — благодаря методике, которую применил профессор Леонид Киндзельский. В последующие годы многие из наших пациентов стали отцами.

Больше всех облучились ныне покойные профессор Киндзельский и заведующая отделением Нина Алексеевна Томилина. Тут нужно сказать, что в полости рта и желудках наших пациентов появились причинявшие боль эрозии, вызванные воздействием радиации. Эрозии во рту смазывали раствором дефицитной метиленовой синьки. Она хранилась у Нины Алексеевны. Каждый день больные выстраивались в очередь, и она лично выполняла процедуру. Нина Алексеевна больше других врачей находилась рядом с чернобыльскими пациентами и получила самую большую дозу облучения.

Они умирали, потому что их лечили в Москве»: герой, которого не показали в сериале «Чернобыль», рассказал правду об аварии (Обозреватель, Украина)

— Однажды при загрузке топлива сорвался стержень с топливом и разбил охлаждающую рубашку. Тогда была большая утечка радиации. По всей территории станции грунт глубиной с метр сняли. Город Припять мыли, машины у нас позабирали. Мы домой пришли без формы, потому что она была грязная, шли в рабочем белом одеянии. Тогда все приборы зашкаливали. Симптомы были такие, как будто мы получили лучевую болезнь: слабость, тошнота, рвота. После этой аварии шесть человек из одной бригады умерли, в клинике, один за другим. Но нам ничего не говорили.

Что-то нас удерживало от того, чтобы ехать в Москву. Еще до аварии я знал, что если схватил радиацию, то нужно выпить спирт или самогонку. Еще начальник цеха Фроловский мне говорил, если на выходе у меня обнаруживали дозу: «Сынок, тебе еще детей рожать. Иди и выпей полстакана спирта, и без этого его не выпускать».

— Нет. У меня было 60% живых частиц в костном мозге. И тогда Леонид Петрович сказал, что будем работать с кровью. Мне просто вливали плазму. Я очень долго лежал в больнице, у меня подозревали рак крови, потому что были низкие лейкоциты. Но третья пункция показала результаты лучше. Слава Богу, все обошлось.

А уже на второй день нас всех вывезли в Чернобыль подальше. Там в пожарной части у нас стали брать анализы. Нам всем было плохо, мы валялись на травке. Приехали автобусы, сначала нас завезли в больницу в Иванково. Там нам поставили почти на сутки капельницы. Медсестры сидели с нами, постоянно переставляли эти капельницы. Постоянно нас промывали. И уже во второй половине следующего дня нам привезли в Киев на Ломоносова, в клинику онкологии.

За то, что Леонид Петрович делал все по-своему, его Гуськова (главврач Московской больницы №6 — прим. авт.) сняла с должности. Но он все равно к нам приходил, говорил, что нас не бросит. «Они мне запретили работать самостоятельно, а я спасал человека», — говорил он. А Москва хотела, чтобы он работал по методике Гейла. У брата донорский мозг прижился, он стал выздоравливать. А они своими экспериментами убили людей. Как так получилось, что у нас умер только один человек, а в Москве почти все?

Врачи не говорили чернобыльским пациентам, что они обречены

Лечение проходило в зависимости от выраженности лучевых ожогов и степени тяжести лучевой болезни. Во время агранулоцитоза, когда снижаются основные показатели периферической крови (мало лейкоцитов и тромбоцитов), больные для защиты от инфекции должны находиться в асептических условиях – это стерильные палаты с ультрафиолетовым обеззараживанием воздуха, а при их лечении применяли системные антибиотики. Снижение тромбоцитов приводит к повышенной кровоточивости, поэтому при необходимости пациентам переливалась тромбомасса.

Это зависит от степени тяжести поражения. Острое течение разделяется на период первичной реакции – тошнота, головная боль, рвота; затем латентный период мнимого благополучия; а потом – развернутый период выраженных клинических проявлений в разгар болезни. При тяжелой форме лучевой болезни период мнимого благополучия очень короткий, буквально несколько дней. Поначалу все пациенты разговаривали, общались между собой. Но мы уже в первые дни знали, как у кого будет протекать болезнь. Для медперсонала очень тяжело было смотреть на молодых пациентов и понимать, что некоторые из них обречены. При этом надо было не показывать этого, поддерживать больных, чтобы они верили в лучшее и надеялись.

Аварии случались и ранее, радиационная медицина развивалась, мы уже владели большим опытом и определенными навыками по диагностике, лечению, сортировке, прогнозу тяжести. Но одновременно такое количество пострадавших с одинаковыми видами воздействия (бета и гамма излучение) – это особенность чернобыльской аварии. С профессиональной точки зрения стали лучше понимать, например, как лечить ожоги, проводить профилактику инфекционных осложнений, все это дало большие уроки. Подтвердилось, в частности, что успешно лечить крайне тяжелые радиационные ожоги небольшой площади можно только пересадкой собственной кожи пациента (лоскуты на сосудистой ножке). А пересадку костного мозга нужно делать только при такой большой дозе облучения, после которой он сам не способен восстановиться (более 800-1000 бэр).

Знаю несколько человек, выживших после сильного облучения и умерших через много лет по причинам, не связанным с радиацией. У детей, которые были в зоне заражения, статистически подтверждено увеличение заболеваемости опухолевыми заболеваниями щитовидной железы. Кроме того, у лиц, получивших большую дозу облучения (100 и более бэр), перенесших лучевую болезнь и получивших лучевые ожоги, увеличено количество злокачественных заболеваний крови и рака кожи в области поражения.

Когда персонал шел в палату к загрязненным радиацией больным, надевали спецодежду, перчатки, фартуки, маски. При выходе также проводилась обработка одежды, рук. Ограничивалось время пребывания персонала в зоне повышения радиоактивности. Никто из персонала лучевой болезнью не заболел.

«Пришли автобусы – такие «Икарусы» красные, шесть штук или 8. Сказали: «Детей срочно, мам с детьми, школьников, всех детей – вывезти». Мы надеялись, что мы вернемся, нам объявили: взять с собой только документы и поесть что-нибудь на дорогу», – рассказывает местная жительница Тамара Никитюк.

Официально об аварии на станции объявили только 28 апреля. Тем временем в Киеве – от Чернобыля по прямой 83 километра – готовились к первомайской демонстрации. Отменять ее не стали. Боялись паники. Среди тех, кто 1 мая 1986 года шел по Крещатику, была и известная украинская актриса Дарья Волга.

Взрыв полностью разрушил реактор. Пожарные из Припяти прибыли на станцию уже через семь минут. Командовали расчетами лейтенанты Виктор Кибенок и Владимир Правик. Шестеро огнеборцев, включая командиров, умерли от лучевой болезни в течение нескольких недель.

«Уже в июле техника была отправлена в Чернобыль. С июля по декабрь было расчищено порядка 2500 квадратных метров грунта. Там, где излучение было на запредельных характеристиках», – рассказывает генеральный директор АО НИИ «Траснмаш» концерна Уралвагонзавод Антон Свиридов.

«И российские, и международные специалисты пришли к выводу: да, вина операторов есть, но такой тип реакторов в определенных условиях можно ввести в нестабильные параметры работы. Непосредственное начало аварии – нажатие кнопки аварийной защиты, после которой реактор должен был остановиться, а он начал разгоняться», – объясняет профессор РАН Андрей Ширяев.

ГБУЗ «Городская клиническая больница им. С.П. Боткина ДЗМ»;
ГБУЗ «Городская клиническая больница № 1 им. Н.И. Пирогова ДЗМ»;
ГБУЗ «Городская клиническая больница № 4 ДЗМ»;
ГБУЗ «Городская клиническая больница имени В.М. Буянова ДЗМ»;
ГБУЗ «Городская клиническая больница № 15 им. О.М. Филатова ДЗМ»;
ГБУЗ «Городская клиническая больница № 5 ДЗМ»;
ГБУЗ «Городская клиническая больница № 31 ДЗМ»;
ГБУЗ «Городская клиническая больница № 51 ДЗМ»;
ГБУЗ «Городская клиническая больница № 57 ДЗМ»;
ГАУЗ «Московская городская онкологическая больница № 62 ДЗМ»;
ГБУЗ «Городская клиническая больница № 81 ДЗМ»;
ГБУЗ «Морозовская детская городская клиническая больница ДЗМ»;
ГБУЗ «Центр планирования семьи и репродукции ДЗМ»;
ГБУЗ «Научно-исследовательский институт скорой помощи им. Н.В. Склифосовского ДЗМ»;
ГБУЗ «Инфекционная клиническая больница № 1 ДЗМ»;
Филиал № 3 ГАУЗ «Многопрофильная клиника медицинской реабилитации» Московский научно-практический центр медицинской реабилитации, восстановительной и спортивной медицины ДЗМ»;
ГБУЗ «Челюстно-лицевой госпиталь для ветеранов войн ДЗМ»;
* ГБУЗ «Госпиталь для ветеранов войн № 1 ДЗМ»;
* ГБУЗ «Госпиталь для ветеранов войн № 2 ДЗМ»;
* ГБУЗ «Госпиталь для ветеранов войн № 3 ДЗМ».

Участники ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС
Участники ликвидации последствий аварии на ПО «Маяк» 1957-1962 гг. и сброса радиоактивных отходов в реку Теча в 1949-1962 гг.
Участники испытаний ядерного оружия на Семипалатинском и других полигонах.
Ветераны подразделений особого риска.
Граждане, эвакуированные из зоны воздействия с территорий, подвергшихся радиационному воздействию (из зоны отчуждения и из зоны отселения) и переселённые с территорий подвергшихся радиационному загрязнению.
Граждане, выехавшие добровольно с радиационно-загрязненных территорий — зоны отселения и из зоны с правом на отселение.
Дети первого, второго и третьего поколений, рождённые от лиц, принимавших участие в ликвидации последствий аварии (от ликвидаторов), эвакуированных из зоны воздействия или выехавших добровольно из зоны воздействия.
Вдовы участников ликвидации последствий радиационных аварий и ветеранов подразделений особого риска.
Супруги граждан, получивших или перенесших лучевую болезнь и другие заболевания, связанные с радиационным воздействием, инвалидов вследствие радиационного воздействия, участников ликвидации последствий радиационных аварий и ветеранов подразделений особого риска.

Врачи не говорили чернобыльским пациентам, что они обречены

В острый период, когда снижаются лейкоциты, человек беспомощен перед инфекцией. Мы проводили хорошую профилактику инфекционных осложнений и кровотечений, поэтому от них практически никто не умер. Умирали те, кто получил дозы облучения, после которых уже не восстанавливаются ни костный мозг, ни кожные покровы (с большой площадью и тяжестью лучевых ожогов).

Молоко с йодом – другое дело. При Чернобыльской аварии выделялся радиоактивный йод, и поэтому йодистые препараты назначали для уменьшения его воздействия на организм, а чтобы йод меньше раздражал желудок, запивали или смешивали с молоком. Йодистый калий — лекарственное средство, которое применяется при радиационных авариях при выбросах радиоактивного йода.

Был у меня случай: под подозрением оказался дед из Туркестана, лет 60. У него был передоз. Пошли с ним, посмотрели, где он работал. Ну нет пятен, нет нигде. Причем дед нормальный, вся бригада хорошего мнения о нем, не может он жульничать. Я докладываю Виктору: прошлись, все чисто. Он мне говорит: «Ну и пиши «ошибка дозиметра», ты взял его на проверку и выяснил, что дозиметр врет». Я написал. Ну и все. Дед пошел в общагу, потому что пятен не было и никаких разборок тоже не было.

— Я окончил Институт тонких химических технологий, военная специальность — радиационная разведка (гражданская — инженер-химик-технолог). Срочную не служил, но у меня была военная кафедра в вузе, я военнообязанный. В июне 1986 года мне пришла повестка. Показал отцу — то ли на сборы, то ли в армию. Батя-химик посмотрел, все понял и сказал: «Ты там поаккуратнее все-таки».

Разброс между ними был всегда, потому что точность дозиметров была низкой, на уровне 50%. То есть если у человека 5 рентген набрано, с равным успехом это может быть и 7 рентген, и 2 с половиной. Но у нас за счет двойного отслеживания данных — в «карандашах» и накопителе — точность получалась немного выше. Во всех отчетах, кстати, говорили, что в нашем подразделении самая большая точность измерения доз.

— Из тех 20 ребят из моего вуза, с кем я служил вместе, погиб один в автокатастрофе. Все остальные живы. Бывают хвори, но нам уж по 60 лет. А так все в общем в неплохой форме. Зато с моими одноклассниками, которые в Чернобыле не были, все гораздо хуже. Треть класса уже умерли, причем две девочки — от онкологии.

В общем, много всего такого. Я еще думал, вот вернемся домой, нас призовут на сборы и скажут: давай, пиши, что подходило, что нет. Чтоб в следующий раз армия была готова. Чтоб оборудование имелось подходящее, и защита для людей была надежная и продуманная. Но — нет. Гражданские еще какой-то интерес проявляли. А армейские вообще ничем не интересовались.

В Какой Больнице В Москве Лечили Чернобыльских Пожарных

По воспоминаниям Аркадия Ускова до 10 мая пострадавшие ещё общались между собой. К тому моменту состояние многих уже очень сильно ухудшилось, самые тяжело пострадавшие начали умирать. Уже вылезли радиационные ожоги, началось сокращение кровяных телец, выпадали волосы. Постепенно пациентов расселяли по разным палатам, а к 10 мая им запретили из своих палат выходить. Постепенно больных начали огораживать и переселять в специальные барокамеры, в которых максимально изолировали облучённых от врачей и медсестёр, чтобы не подвергать их риску. Пациенты огораживались специальной плёнкой, в которой были существовали специальные приспособления, дабы можно было ставить уколы и катетеры без прямого контакта. Но, например, Людмилу Игнатенко это не остановило:

А когда отдыхала после больницы в Алуште, меня подруга предупредила: «Не говори, откуда ты. Говори, что из Ставрополя. Так лучше будет». Я ей не поверила. Кроме того, это ниже моего достоинства — скрывать кто я, откуда. Подсели за мой стол две девушки — из Тулы и Харькова. Спросили: «Откуда?» — «Из Припяти». Те сразу же сбежали. Потом ко мне подсадили «друзей по несчастью» — женщин из Чернигова» .

Нарушения паспортного режима, неразборчивые записи в книгах, ошибки в заявлениях, разбросанность эвакуированных по всему огромному Союзу, множество папок с документами, люди без прописки, командированные – всё это жутко осложняло работу. При этом можно было оспорить сумму компенсации, если пострадавший мог доказать, что он нажил имущества на суммарную стоимость большую, чем полагалось по компенсации. Пострадавший должен был составить заявление, опись вещей, указать год приобретения, ведь износ тоже учитывался. После этого конфликтная комиссия, состоявшая из опытных товароведов и специалистов по ценообразованию, выезжала в город, где оценивала вещи. За день получалось осмотреть не более восьми-десяти квартир. Если всё проходило нормально, то данные счёта потерпевшего и сумма направлялись исполкомом в сберкассу, которая в течение полутора-двух месяцев переводила деньги на нужный счёт. Но так было далеко не всегда. Двадцать тысяч заявлений, и за каждым какая-то драма. Из-за суммы компенсаций – кто должен получить четыре тысячи, а кто три — рушились семьи, недобросовестные люди пытались поживиться и получить компенсацию дважды.

Поначалу эвакуированных отселяли в близлежащие сёла и деревни, которые не попали под удар аварии. В случае Припяти представители руководства города, организовавшие эвакуацию и оставшиеся с эвакуированными, старались выполнить все свои организационные задачи, которые ставила ситуация.

К 14 мая уже умерли семеро работников ЧАЭС, среди которых были и те, кто в ту роковую ночь сидели на БЩУ-4 – Александр Акимов и Леонид Топтунов. Усилиями московских, а позже и американских врачей было совершено уже 18 операций по пересадке костного мозга. А у тех, кто был ещё жив, болезнь продолжала развиваться дальше:

Забытые герои

После аварии на Чернобыльской АЭС больше сотни человек станционного персонала и пожарных получивших большие дозы облучения были госпитализированы в Москву в институт биохимии более известный как Московская больница номер 6. В Москву, а также в Киевский институт рентгенорадиологии и онкологии. Леонид Петрович Кендзельский, главный радиолог Минздрава УССР в то время был руководителем клиники при институте. Мужчина лет пятидесяти, невысоко роста с усталым видом, но абсолютно спокойный и собранный производил впечатление хорошего строевого офицера, побывавшего на фронте. В общем то в каком-то смысле так оно было. Это был фронт и не один. С одной стороны, Киндзельский боролся за жизнь своих пациентов, а с другой ему пришлось столкнуться с жёстким мнением коллег из Москвы, которые крайне настоятельно рекомендовали придерживаться Московских методов. Официальная делегация из Москвы была в ярости от того, что в Киеве происходят подобные операции по пересадке костного мозга чего быть, по их мнению, не могло априори. Ввиду того, что профессор Киндзельский был против метода коллег из Москвы, он был снят с должности главного радиолога союза.

— Меня часто приглашали в музей Чернобыля, когда туда приезжали делегации. И как-то приехала группа, где были американцы, канадцы. Они хотели послушать живых участников событий. И в конце разговора встает афроамериканец и говорит, что хочет задать вопрос мне. И переводчик передает: «Вы очень красиво рассказывали про Леонида Киндзельского, а знаете ли вы Игоря Киндзельского?» Отвечаю, что нет, не знаю. Он заулыбался, и говорит: «А я знаю». И уже после встречи подошел ко мне и сказал, что Игорь — это сын Леонида Петровича. «Он у нас в Америке главный радиолог», — пояснил мужчина.

В 1986 году на спасение первых Чернобыльских ликвидаторов вызвался американский «специалист» доктор Роберт Питер Гейл. Именно по методу доктора Гейла проводилось лечение в шестой больнице Москвы. С подходом Гейла, Леонид Петрович Кендзельский не был согласен.

В июне 1986 года, доктор Гейл приехал с визитом в Киев. Медики, профессора, гематологи задавали Гейлу вопросы, он не смог ответить практически ни на один из них. Все были очень потрясены. Потом, через несколько лет, выяснилось, что этот человек не имел медицинского образования и не имел права вообще прикасаться к больным.

— Мне напомнили о том, что я как врач буду отвечать за свой подход. Меня заверили, что, если вопреки запрету я пересажу костный мозг водителю Бурчаку, подвозившему стройматериалы к разрушенному четвертому блоку ЧАЭС, и он после операции скончается, я лишусь не только звания профессора. Это были тогдашний первый заместитель министра здравоохранения СССР Щепин и начальник Главного 2-го управления МЗ СССР Михайлов. В то время украинские радиологи фактически были лишены возможности дискутировать с московскими коллегами, поскольку именно последние редактируют отраслевые издания, формируют оргкомитеты научных конференций по медицинской радиологии. Тем не менее для того, чтобы помочь шоферу Г.Н.Бурчаку, врач Б.М.Байтман дает кровь для прямого переливания. Увы, сдвиги незначительны. И тогда водителю, дважды добровольно выезжавшему в зону реактора, пересаживают консервированный костный мозг. И дело начинает улучшаться.

В Какой Больнице В Москве Лечили Чернобыльских Пожарных

После этой более подробной (в силу большей численности звеньев) разведки Леонид Телятников распорядился собрать все подразделения и организовал два боевых участках: со стороны машинного зала (их задачей было ликвидировать огонь на кровле и в самом зале), и со стороны аппаратного отделения второй очереди АЭС (с тем, чтобы уничтожить возгорания на кровлях остальных построек и в помещениях реакторного отделения).

Позже в течение ночи было сделано еще несколько замен — почти все огнеборцы очень быстро получали смертельные дозы облучения, прямо на месте падая и переставая осознавать происходящее.
Самостоятельно не уходил никто, никто не бежал, никто не мог даже подумать о том, что «нафик мне это надо».
И приказ, и человеческая ответственность.

«Здравствуйте мои дорогие, хорошие Наденька, Наташенька! С большим приветом к вам курортник и лодырь. Это я говорю потому, что отлыниваю от воспитания нашей крошки Наташки. В начале письма прошу извинить за почерк и ошибки. Это, кстати, ты, Надя, виновата, что переписывала за меня служебные планы и конспекты и совсем меня разучила держать ручку. Живу я хорошо. Поселили нас в институте клиники для осмотра. Как вы знаете, здесь все, кто был тогда. Так что мне весело, ведь мой караул весь при мне. Ходим, гуляем по вечерам, любуемся вечерней Москвой. Одно плохо, что любоваться приходится из окна. Увы, такие здесь законы.
Надя, ты будешь читать это письмо и плакать. Не надо, утри слёзки.. Всё обошлось хорошо. Мы ещё до ста лет доживём. И дочурка наша ненаглядная нас перерастёт раза в три. Очень по вам, очень соскучился. Закрою глаза и вижу тебя, Надя с Натальей Владимировной. Да, ещё, пожалуй, вы меня не узнаете, когда приеду. Начал отпускать усы и бороду. Сейчас у меня здесь мама. Примчалась. Она вам позвонит и скажет, как я себя чувствую, чувствую я себя хорошо. На этом буду заканчивать. Не волнуйтесь, ждите с победой. Крепко обнимаю и целую. Твой навеки Владимир. Москва, 6-я клиническая больница».
Когда Надя получила это письмо, Владимира уже не стало».

«Пожарный. Часто он первым приходит туда, где возникает опасность. Так было и в Чернобыле 26 апреля 1986 года. Мы, пожарные города Скенектади, штат Нью-Йорк, восхищены отвагой наших братьев в Чернобыле и глубоко скорбим по поводу потерь, которые они понесли. Особое братство существует между пожарными всего мира, людьми, отвечающими на зов долга с исключительным мужеством и смелостью»

Пока не прибыло подкрепление, приходилось. «справляться своими силами» — двумя автомашинами, из них одна цистерна.
Владимир Правик как первый прибывший к объекту принял на себя функции РТП, и после первичной разведки обнаружилось, что очагов возгорания — свыше сорока. Одновременно все никак нельзя обработать, а как выбрать наиболее важный, который придется тушить вот-прям-сейчас? А Правику-то всего двадцать три года.
Четвертый энергоблок почти весь разрушен, вокруг — завалы шириной до сорока метров.
Правик выбрал крышу машинного зала, хотя их опасных горящих объектов были еще, например, котельная, кабельные линии (по которым может распространяться огонь) и т.д.
Тем не менее раз ахтунг в машинном зале, то и охлаждать, сбивать пламя, нужно именно там — заняться эпицентром бури в энергоблоке. Огонь по кровле мог дойти от четвертого энергоблока до третьего, и тогда.
По воспоминаниям, очень помогли регулярные учения, проводившиеся на объекте — огнеборцы уже отлично знали, где нужно подключаться к источникам воды, как именно на данной территории прокладывать рукавные линии.
После того как бойцы начали подавать воду на кровлю четвертого энергоблока, Владимир Правик вместе с другим звеном отправился на разведку в машинный зал и станционный блочный щит управления, и после разведки определил, где нужно занимать позиции со стволами.

Фото хроники из материалов МЧС

Причина указанных нарушений связана с отсутствием должного снабжения льготными лекарственными медикаментами аптечного пункта ГП №220. Фармацевтическая компания «Биотек» и ГП №220 не принимают мер по решению этого вопроса и проблема приобрела системный характер, которая может повлечь за собой непоправимые последствия для жизни и здоровья ГПВР.

У казанное выше, а также многочисленные жалобы ГПВР, свидетельствуют о тенденции к увеличению, а не сокращению, фактов нарушений в ГП№220, вследствие которых пациенты не могут получить своевременную и качественную медицинскую помощь. Реакция администрации ГП№220 на обращения ГПВР, на предписания по результатам проверки Департамента здравоохранения г.Москвы, приводит к прямо противоположным результатам — вместо исправления допущенных нарушений совершаются бюрократические манипуляции, имитирующие организацию процесса администрирования, что вместо устранения нарушений ещё более забюрокрачивает и усугубляет ситуацию.

Не обеспечивается внеочередное обслуживание ГПВР, что является нарушением Закона РФ от 15.05.1991г. № 1244-1 «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС», а также распоряжения Департамента здравоохранения г. Москвы об организации выдачи резервных талонов ГПВР, для получения ими медицинской помощи в день обращения. Указанное нарушение было зафиксировано в акте проверки Департамента здравоохранения г.Москвы от 06.08.2012г., но изменений до сего дня не последовало.

Не обеспечивается плановая госпитализация ГПВР в клинические стационары города Москвы, регламентированная Приказом Департамента здравоохранения города Москвы от 26.03.2009г. №301 (в приложении 2). Этот вопрос неоднократно обсуждался с руководством ГП №220 и в Департаменте здравоохранения, нарушение зафиксировано в акте проверки Департамента здравоохранения г.Москвы от 06.08.2012г., тем не менее, изменение ситуации не последовало.

В собрании приняли участие: 225 чернобыльцев-пациентов ГП №220, делегированные на мероприятие от 120 местных (районных) отделений РОО «Союз Чернобыль Москвы» (далее — СЧМ), члены медицинского комитета СЧМ (17 человек), Председатель СЧМ — Грушенков А.А. (председатель собрания), Председатель медицинского комитета СЧМ Твердохлеб А.Г. (секретарь собрания), присутствовали приглашенные: Главный врач ГП№220 — Шастина В.Р., заместители Главного врача ГП№220 — Скибин Г.Ф. и Кандрин И.Н., от Департамента здравоохранения Москвы — Стешенко М.Л.

В тени Чернобыля: Подлинная история пожарного Василия Игнатенко и его преданной Людмилы

В ту ночь была как раз смена Василия. Людмила услышала шум на улице и выглянула в окошко. Муж помахал ей рукой и велел отдыхать, ведь в шесть утра они будут уже отправляться в путь к его родителям в Сперижье. Он лишь сказал, что на АЭС пожар. Тогда ещё никто не знал о взрыве четвёртого энергоблока. Людмила смотрела на зарево на горизонте, пламя поднималось очень высоко.

Когда Василий был в смене, Людмила часто смотрела в окно и любовалась супругом. Весной 1986 года они уже знали: у них скоро будет ребёнок. Мечтали, как славно заживут втроём. 27 апреля они собирались поехать с мужем к его родным, надо было помочь посадить огород. Но 26 апреля 1986 года перечеркнуло все надежды.

Василий Игнатенко был одним из первых пожарных, которые прибыли на Чернобыльскую АЭС тушить пожар. Рядовой пожар, как они тогда думали. Сегодня историю Василия и Людмилы Игнатенко знает весь мир благодаря сериалу «Чернобыль», премьера которого состоялась 6 мая 2023 года. Честны ли были создатели сериала со зрителями, рассказывая о судьбе героя и настоящем подвиге преданности и самоотверженности, который совершила его 23-летняя супруга?

Она всегда держала его за руку. И не обращала никакого внимания на запреты врачей. Ей казалось: она сможет его спасти силой своей невероятной любви. Она всегда думала о нём. А потом был День Победы. Раньше Василий мечтал показать ей салют в Москве. Вечером он попросил жену распахнуть окно, и тут же в небе стали распускаться огненные букеты. Он достал из-под подушки три гвоздики и протянул Людмиле: он обещал на каждый праздник дарить ей цветы. И тут уговорил медсестру купить букет для жены.

Была крохотная надежда, что ему поможет пересадка костного мозга. Донором мог стать кто-то из родственников. Лучше всех подошла его 14-летняя сестра Наташа, но Василий воспротивился: она слишком маленькая, ей операция повредит. Донором стала старшая сестра Людмила. Но пересадка не помогла.

Что случилось с пожарными, первыми приехавшими тушить Чернобыльскую АЭС после взрыва

. К семи утра она нашла его в больнице — распухшего, с заплывшими глазами, с непрекращающейся рвотой. Сказали, что нужно много молока, и Людмила с Таней Кибенок, женой пожарного, бывшего в одном с Василием наряде, на машине помчались по соседним селам. Вернувшись, они не узнали город: вводились войска, перестали ходить поезда и электрички, вдоль дороги выстроились в ряд автобусы для эвакуации. Странно и страшно видеть на кинопленках того времени, засвечивавшихся белыми вспышками радиации, военных в наглухо застегнутой спецодежде с респираторами и в противогазах, словно пришельцы из другого мира, бродящих среди мирных жителей Припяти.

Сколько раз потом бессонными ночами приходила ей в голову мысль: случись авария на несколько часов позже, Василий остался бы жив — у него была увольнительная с 4 утра 26 апреля, собирались ехать к его родителям, сажать картошку. Но все случилось, как случилось. В 1 час 23 минуты ночи на Чернобыльской АЭС произошел взрыв. Пожарных вызвали как на обычный пожар: не дав дозиметров, респираторов и спецодежды. «Ложись спать, я разбужу тебя, когда вернусь!» — крикнул ей Василий. Он, конечно, не вернулся.

28 апреля пожарных, ничего не объясняя их родственникам, спецрейсом отправили в Москву в шестую радиологическую больницу. Людмила помчалась за ними. Без специального пропуска туда нельзя было войти, но деньги, данные вахтеру, открыли перед ней двери. Она добралась до кабинета заведующей отделением Ангелины Гуськовой и каким-то чудом, единственная из всех жен, уговорила ту выписать пропуск для пребывания в больнице с 9 утра до 9 вечера. «У вас есть дети?» — спросила Гуськова. Людмила нутром почуяла — нужно соврать. «Да, мальчик и девочка». «Ну тогда вы больше не будете рожать. Хорошо, я пущу вас к нему».

Василий менялся каждую минуту: цвет лица то синий, то бурый, то серый. Все тело трескалось и кровило, во рту, на щеке, на языке появились язвы. Он еще бодрился: 1 мая достал из-под подушки три гвоздики (попросил нянечку купить) и протянул Людмиле. Это были последние, подаренные им цветы. Обнял ее и они вместе смотрели из окна салют, как когда-то мечтали — салют в Москве.

Жила она у своих знакомых. Каждый день с утра — на базар, потом сварить бульон на шестерых и с шестью пол-литровыми банками через всю Москву бежать в больницу. Купила им зубную пасту, полотенца, щетки, мыло — у ребят ничего не было. Она не знала, что клиника течения лучевой болезни всего 14 дней. Страшных дней.

Тайны Чернобыля

Еще одна замалчиваемая история Чернобыля, которая превратилась в миф. По советской версии, всех облученных ликвидаторов и работников станции лечили в Москве. В фильме НВО тоже фигурирует 6-я столичная клиника. Но часть пораженных радиацией остались в Киеве. Украинским врачам запрещали ставить диагноз «лучевая болезнь». Опыт, полученный после военных ядерных испытаний, был засекречен. А медикам надо было спасать людей. И они с этим справились.

Приемное отделение поликлиники в Припяти. Именно сюда везли в первую очередь ликвидаторов и работников атомной станции в ночь аварии. Утром 27 апреля здешние медики собрали 117 больных и отправили в Москву. Но это были не все пациенты с лучевой болезнью. Часть из них попала в Киев. Советская номенклатура подтвердила 137 диагнозов. Среди них были ликвидаторы с тяжелой формой облучения.

«В Советском союзе было единственное место, где было разрешено вообще лечить лучевую болезнь и ставить диагноз лучевой болезни. Это был институт биофизики. Так называемая шестая клиника», — говорит заместитель директора Национального музея «Чернобыль» по научной работе Анна Королевская.

«Я обязан присутствовать во время загрузки, выгрузки топлива. 45 суток ведется профилактический ремонт. Срывается стержень каким-то образом летит, теряет траекторию, разбивает графитовые кладки, идет утечка радиации. Уже тогда умерло 6 человек», — вспоминает Шаврей.

«Не было компьютеров – поэтому делали такие большие простыни и вписывали туда показатели крови. Леонид Петрович смотрел на них, решал, когда нужно подсаживать этот костный мозг. Они должны были восстановиться. Тогда работал этот костный мозг чужой. Но это было время», — говорит Губарева.

Никто не знал, как и чем нас лечить» — воспоминания чернобыльца

Стоил ли имидж страны, о котором в условиях строгой секретности пеклись ее правители, тысяч жизней? Ведь самые везучие из ликвидаторов «всего лишь» потеряли здоровье. Сергей передал рассказ полковника запаса, специалиста радиационной безопасности одного из оборонных предприятий Белоруссии. 27 апреля во всех цехах пищали датчики радиации. Он набрал штаб, доложил. Ответ: «Откроешь рот – положишь на стол партбилет».

В октябре 86-го лейтенанта запаса Сергея Корсакова призвали на военную службу в зону аварии. Это была уже не первая командировка ликвидаторов с Алтая на ЧАЭС, где с начала мая работал и полк химзащиты, что стоял под Барнаулом. Сергею повезло работать рядом с профи – атомщиками из управления строительства-605 Минсредмаша, ныне – Атомпрома, знавших о радиации больше остальных. Новичков предупредили сразу: приборы есть, но регистрируют они лишь 30% облучения. А потому доза, показанная карандашом-дозиметром, могла отличаться от реально набранной в разы. Официальным потолком считалась нагрузка в 25 рентген. Набравшего «норму» меняли другим ликвидатором.

Только ли о медицинской готовности к катастрофам надо говорить? Сергей привел сюжет старого учебного фильма «Гражданская оборона в СССР». В район аварии под Новосибирском направили группу дозиметристов. Это была легенда учений. Группа, которую снимали на камеру, не знала, что тревога учебная. Из автобуса, подъехавшего к площадке, долго никто не выходил. Через 20 минут появился не то смельчак, не то бедолага, которого просто выпихнули первым. Так действовали профессионалы. А в пекло 30 лет назад попали неподготовленные люди. Отменяет ли страх мужество? Однозначно, нет. Ликвидаторы жили на грани чувства большой страны за собой и желания скорее покинуть радиационный ад. Иные осознанно лезли на рожон, стремясь быстрее набрать максимум дозы и уехать домой…

Пока удавалось замалчивать масштабы трагедии, власти страны это делали. Не сразу мы узнали, что радиоактивное облако 2,5 раза обогнуло планету. В неведении, что на них выпало 90% загрязняющих веществ, 1 Мая вышли на демонстрацию жители Украины и Белоруссии. На страшном снимке от 28 апреля 1986 года, опубликованном СМИ мира, малыши в футболках и шортиках стоят рядом с солдатами в костюмах ОЗК. Бодренькое сообщение ТАСС об «уровне радиации, не превышающем нормы, определенные Минздравом СССР и МАГАТЭ», мы услышали лишь спустя 10 дней после аварии. Смысл ЧП дошел до страны с первыми смертями от острой лучевой болезни 28 героев пожарно-спасательного отряда ЧАЭС. «Звезда Полынь пала на треть вод, и стала треть вод горька». Почему это апокалиптическое откровение сбылось, точно неизвестно и теперь. За 30 лет версий озвучено много, от дефектов реактора и нарушения правил эксплуатации до диверсии Запада.

Виктор Пешков: «Вредная доза облучения? Это странное словосочетание. Японцы, например, считают, что даже 1 элементарная частица может привести к необратимым изменениям в организме. Мы с трудом миримся с 5 рентгенами в год при прохождении флюорографии. Я за три месяца получил 25 рентген. Это то, что мне в книжку записали. «Лишки», как все потом узнали, просто не регистрировались. Математика проста. Работаешь восемь часов с фоном в полтора рентгена. Если перемножить, получается уже 12. И это за один день. И только от фона. А сколько за месяц? И от других излучений?»

В Какой Больнице В Москве Лечили Чернобыльских Пожарных

Больно было смотреть на разрушенное здание четвертого реактора. Я послал старшего лейтенанта Сазонова — подчиненного майора Телятникова — за таблетками йодистого калия. И заставил выпить таблетки всех, кто был со мной. Возможно, именно они спасли нам жизнь. Ибо самочувствие некоторых стремительно ухудшалось.

В военизированной пожарной части №2 (ВПЧ 2) по охране Чернобыльской АЭС начальником караула в ночь на 26 апреля был Владимир Правик. Первая запись о связанными с трагедией делами, сделанная диспетчером части, датируется 26 апреля, 1 час 28 минут ночи. Уже в больницах ребята вспоминали, что сразу после срабатывания сигнализации кинулись к окну — над четвертым блоком взвился очередной огненный шар.
И 17 человек под командованием Владимира Правика прибыли к месту, определив номер (сложность) пожара как третий.

Владимир Правик (скрин с разворотом, найденный в Интернете)

Через семь минут после начала битвы на подмогу местным пожарным прибыл караул СВПЧ-6 под руководством майора внутренней службы Леонида Телятникова, начальника части. Он принял на себя функции РТП-2 и отправился на разведку на кровлю, а затем в машинный зал и на подстанцию.

Леонид Телятников
Коллаж, найденный в Интернете

В Какой Больнице В Москве Лечили Чернобыльских Пожарных

Во время катастрофы ему было всего 23 года. За месяц до аварии у него родилась дочь.
В 01:33 по боевой тревоге были подняты караулы лейтенанта Владимира Правика в Чернобыле и лейтенанта Виктора Кибенка в Припяти. Прибыв на место и увидев языки пламени, вырывавшиеся из-под крыши станции, Правик передал в эфир сигнал номер три – вызов на помощь всех дежурных караулов чернобыльских и киевских пожарных частей. В течение нескольких минут прибыли автомобили припятского караула под командованием Виктора Кибенка.

Младший сержант военизированной пожарной части, старший пожарный. Прибыл в составе отряда Владимира Правика, в числе первых на автонасосе. В числе первых вместе с Петровским забрался на крышу машзала. Вместе с ним и Прищепой боролись с огнем до пяти утра. Зал был уже практически разрушен, плиты держались с трудом, ходить по ним было опасно.

Родился в 1951 году в Казахстане.
Леонид Телятников был специалистом первого класса. В день аварии он был в отпуске – выйти на работу он должен был только с 28 апреля. И никто бы не упрекнул майора, если бы в ту ночь его бы не было на АЭС.
Непосредственный начальник пожарных расчетов, приписанных к ЧАЭС, он прибыл на место аварии вскоре после Правика и Кибенка и взял на себя командование. Был в первых рядах тушивших пожар.

26 апреля 1986 г. произошел взрыв на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС. Огромное количество смертельно-опасных радиоактивных веществ оказалось в воздухе. Эта техногенная катастрофа считается крупнейшей в своем роде за всю историю атомной энергетики, как по предполагаемому количеству жертв и пострадавших, так и по экономическому ущербу. Однако последствия аварии были бы еще более ужасающими, если бы не люди, которые самоотверженно вступили в борьбу с вырвавшейся стихией.

Когда Иван Шаврей тушил кровлю реакторного отделения, Петр и Леонид тушили машзал. Ивана увезли на «скорой» – он получил большую дозу, Петр и Леонид ушли сами. Пешком дошли до Припяти. Петр на своем новеньком, недавно купленном «Москвиче» отправился к родителям в село Белая Сорока, в Беларуси, сажать картошку. Леонид тоже уехал на огород – но к теще, в село Стечанка. Когда людей начали готовить к отправке в Москву, братья попросту сбежали – огородные заботы показались важнее. Как говорит Петр, спас их Бог – из 13 человек, лечившихся в Москве, погибли 11. Их лечили по методике доктора Гейла, которая оказалась ошибочной. Тем, кто лечился в Киеве, повезло больше.