Куда Привосиле Больных С Чернобыля: обновленная информация, быстрый ответ

Содержание

Неудобные тайны Чернобыля: все, кого лечили в Москве; умерли, а все, кто попал в Киевскую клинику; выжили, благодаря одному человеку

Известно, что первых ликвидаторов из пожарных доставили на самолете в Москву, в шестую клиническую больницу. Известно, что мест в Москве хватило не всем. 13 пожарным повезло — они могли получить инновационное лечение от американского доктора Гейла, который должен был спасать героев Чернобыля по своей новой прогрессивной методике. 11 пожарным повезло меньше — их привезли в киевский институт радиологии и онкологии, к главному радиологу Украины, Леониду Киндзельскому.

В 1986 году киевские радиологи не могли вступать в открытые конфликты с московскими. Но Киндзельський все равно делал свое — после диагностирования, кроме гамма-облучения, еще альфа и бета, он применил диаметрально другой метод лечения: подсаживал донорский костный мозг внутривенно, НЕ убивая собственный костный мозг ребят.

Эту историю рассказал сайт “Ukrainian People” со ссылкой на воспоминания, которыми поделилась в сети пользователь Лала Тарапакина, которая обожает разматывать клубки и сопоставлять истории. Например, старое забытое интервью с Анной Губаревой, онкологом Киевского института радиологии и онкологии, которая принимала первых ликвидаторов, завели ее в множество поисковых запросов и многочисленных показаний.

Леонид Киндзельський был человеком с характером. Несмотря на настойчивые рекомендации московских коллег, он открыто отказался использовать этот метод: профессора смутило, что лечение острой лучевой болезни полностью совпадает с лечением острого лейкоза после лучевой терапии.

Если бы не он, не исключено, что взорвался бы не только четвертый энергоблок, но и вся станция. Под каждым блоком находится гидролизная станция, производит водород для охлаждения турбогенератора генератора. После взрыва Саша спустился под энергоблок и удалил водород с охлаждающей рубашки генератора. Леличенко — один из героев Чернобыля, который сделал, величайший подвиг. Он получил ужасную дозу облучения и вскоре умер.

Чернобыль: Медик рассказала о масштабах катастрофы и о том, как в Киеве и Москве спасали ликвидаторов

Я могу сказать, что тогда все было оперативно. Туда пригнали очень много военных. Но, возможно, не стоило везти туда столько людей. Несмотря на весь страх и опасность, людей нужно было эвакуировать как можно дальше. Но туда ездили вахты, ездили солдаты, тушили этот рыжий лес. Можно было задействовать гораздо меньше людей. Ведь эти люди пострадали больше. Еще — шахтеры, которые потом откачивали эту радиоактивную воду. Никто им медпомощь не оказывал в таком размере, как этим ребятам, которые поступили к нам в первые сутки.

Когда медики, профессора, гематологи задавали Гейлу вопросы, он не смог ответить практически ни на один вопрос. И мы были очень потрясены. Потом, через несколько лет, выяснилось, что этот человек не имел медицинского образования и не имел права вообще прикасаться к нашим больным.

— Самое страшное заключается в том, что благодаря этому облучению малыми дозами радиации произошли мутации во всем населении Украины: Киевская область, особенно — Черниговская, Житомирская ( там самая большая масса людей, которые были переселены). Пострадали особенно молодые — у них произошли клеточные мутации, которые будут проявляться в третьем, четвертом поколении.

Как только там взорвался реактор, в Чернобыль поехал Леонид Киндзельский, тогда главный радиолог Украины, вместе с врачами из Чернобыльской медсанчасти. Пришел самолет, и они начали отбирать, кто попадет лечиться в Москву, а кто в Киев. Опрашивали людей, у кого какие жалобы: плохо дышать, глотать, тошнит, горло болит, головокружение.

Когда я раньше слышала, что кто-то кого-то после Чернобыля заставлял делать аборты, я соглашалась — правильно сделали. Потому что неизвестно, какие бы дети родились. И вот сейчас рождаются дети тех детей, чернобыльских, которые были рождены в тот период времени. И они будут расплачиваться за то, что были рождены те дети в 1986-м.

Как описано в книге «Чернобыль, Припять, далее нигде…», жители с изумлением рассматривали неестественно блестящие серебром лужи на дорогах, какую-то пыль на едва распустившихся листьях, а в их дома уже настойчиво стучались солдаты и работники милиции. Старики держали оборону в своих хатах, те, кто помоложе, пытались тайком вывезти нажитое имущество, вызывавшее истошный треск дозиметров.

Начальник смены Александр Акимов, оператор, старший инженер управления реактором Леонид Топтунов, старший инженер Сергей Газин и десятки других работников провели в помещениях станции несколько часов, восстанавливая водоснабжение третьего блока и работу его насосов. Из опасной зоны вывели всех людей, убрали водород из генераторов и заменили его безопасным азотом, откачали тонны масла, чтобы не допустить его возгорания. По сути, именно эти люди не дали аварии разрастись до масштабов вселенской катастрофы. Третий блок был удержан в стабильном состоянии.

До этого времени в Припяти располагалось несколько крупных предприятий, на них вахтовым методом трудились люди, было электричество, вода, работала канализация. После этого город словно вымер. Сейчас его посещают только официальные делегации и организованные туристические группы. На территории зоны отчуждения обитает много диких зверей. Самые многочисленные – кабаны, распространены лоси, лошади Пржевальского, лисицы и волки.

В итоге всю вину свалили на персонал станции, ведь нельзя же было признать неудовлетворительной всю работу в атомной промышленности. Виновниками аварии были назначены пять человек, тогдашнее руководство ЧАЭС. Бывший генеральный директор станции Виктор Брюханов и заместитель главного инженера Анатолий Дятлов получили по 10 лет колонии (Дятлов умер в 1995 году от лучевой болезни). Главный инженер Николай Фомин был арестован 19 августа 1986 года, сошел с ума во время следствия, был признан невменяемым и отправлен в психиатрическую больницу. Начальник смены Акимов и оператор Топтунов не попали под суд только потому, что получили огромные дозы облучения и скончались в больнице. Пять лет получил начальник смены Борис Рогожкин; три и два года – начальник реакторного цеха Алексей Коваленко и государственный инспектор Госатомэнергонадзора СССР Юрий Лаушкин.

А вот воспоминания другого бывшего солдата-срочника – Дмитрия Авилова, который служил в этих местах через год после аварии: «На Чернобыле служилось неплохо: нас стали лучше кормить, реже появлялись офицеры. Нет, мы понимали, конечно: радиация, свинцовые трусы и все такое. но ведь не Афган, не стреляли же, – говорит он. – Помню, как я первый раз увидел зону. Нас за три месяца до дембеля по железнодорожным путям перебрасывали через нее на место дислокации – станцию Вильча. Была ранняя весна, где-то еще не успело оттаять, а где-то уже пыталось зазеленеть. Кругом покой и тишина. Я жадно смотрел в окно. Ловил детали, пытаясь разглядеть хоть что-то необычное или даже сверхъестественное. Это же зона! Во мне зудело любопытство экскурсанта. Мы проезжали пустые перроны, улицы, дома, магазины, киоски Союзпечати.

Врач, спасавшая ликвидаторов — о радиационных ожогах и серых пиджачках

Почти сразу. Леонида Недзельского, как главного радиолога страны, вызвали в штаб гражданской обороны, он сразу выехал в зону. Там, вместе с медиками Иванковского района начали отбирать пострадавших, начали искать проявления острой лучевой болезни. Никто ничего не знал. Никто не понимал, что произошло.

В Москве ликвидаторов, экстренно привезенных туда для спасения, лечили по методике американского доктора Роберта Гейла. В результате, из 13 пациентов, у которых диагностировали острую лучевую болезнь, после пересадки костного мозга умерли 11. Методика оказалась ошибочной.

Солдат не привозили. Мы лечили только тех, кто находился на атомной электростанции во время взрыва. То есть это были сотрудники станции и пожарники. Естественно, были и люди, оказавшиеся в зоне во время взрыва. Например, один тракторист ехал утром мимо 4-го энергоблока в свою МТС на велосипеде и радиоактивная пыль попала ему на кожу между носками и штанинами. Начались альфа- и бетаожоги. Их опасность в том, что вот эта цепная реакция маленьких взрывов начинается внутри кожи. У этого тракториста поражение кожи, как ожог, начало ползти и доползло до паховой области. Очень тяжело было с этим бороться. Мы с подобной патологией столкнулись впервые. Но мы пытались.

К нам тогда приходили «серые пиджачки», где-то после майских праздников. Ребята подписывали какие-то письменные обязательства. Правда, пожарные «пиджачков» послали куда-то подальше — у них были свои военные, они другой структуре подчинялись. А атомщики, работники станции — замолчали и перестали говорить. Мы тоже были предупреждены, что нечего ходить и рассказывать. Каждый день истории болезни у нас отбирали, потом приносили обратно. В общем, это было очень некрасиво и очень смешно. Непонятно было, зачем это делается — нам некогда было ходить и рассказывать, что у кого происходит. Да ничего и не происходило.

Если бы мы их все время не мыли, лучевая болезнь у пострадавших развилась бы, как у москвичей. Там сидели и ждали, пока приедет американский врач Гейл, который скажет, что нужно делать. Гейл приехал и сказал, что нужно пересаживать костный мозг, убивая костный мозг собственный. Потом уже стало известно, что Гейл — военный физик и не имеет медицинского образования, и его методика ошибочна.

Лечить маленьких жертв Чернобыльской трагедии помогла только Куба (3; фото)

По указанию Фиделя Кастро была разработана специальная программа «Дети Чернобыля». Десятки тысяч детей отправились бесплатно лечится и отдыхать на остров Свободы. Эта программа продолжала работать даже тогда, когда уже не стало Советского Союза. Тысячи детей обязаны своей жизнью и здоровьем команданте Фиделю. Куба, которую предал Горбачев, не отвернулась от детской беды. Находясь в тяжелейшем экономическом положении она тратила сотни миллионов долларов на детей России, Украины и Белоруссии. Это было проявлением подлинного интернационализма со стороны социалистической Кубы и лично Фиделя Кастро.

У Фиделя Кастро были все основания свернуть программу медицинской помощи детям, пострадавшим от Чернобыля. Ведь мало того, что вновь образовавшиеся страны и, в первую очередь, Украина, не платили за лечение, так ещё и почти все оргвопросы приходилось решать кубинцам, опираясь только на помощь бывших работников ЦК комсомола, стоявших у истоков этого проекта.

За два десятка лет, в течение которых действовала программа, лечение на Кубе прошли более 20 тысяч украинцев, чуть менее 3 тысяч россиян, более 700 белорусов. За это время были сделаны сотни сложнейших операций, стоимость которых составляет сотни тысяч долларов, однако все расходы на себя взяло правительство Кубы.

Фиделю Кастро действительно не удалось создать «рая на Земле», но и говорить, что у кубинской революции не было никаких значимых достижений, было бы неверно. Ко времени победы революции качественные медицинские услуги на острове были доступными только для обеспеченных слоёв. При Кастро врачи на Кубе стали одними из лучших в мире.

Пока ещё существовал Советский Союз, работа была налажена следующим образом: кубинские врачи отбирали детей из пострадавших регионов, Министерство гражданской авиации СССР предоставляло самолёт, который отвозил их в Гавану. На Кубе все заботы о детях ложились на принимающую сторону.

Почему одни ликвидаторы Чернобыля заболели и умерли, а другие здоровы

Разброс между ними был всегда, потому что точность дозиметров была низкой, на уровне 50%. То есть если у человека 5 рентген набрано, с равным успехом это может быть и 7 рентген, и 2 с половиной. Но у нас за счет двойного отслеживания данных — в «карандашах» и накопителе — точность получалась немного выше. Во всех отчетах, кстати, говорили, что в нашем подразделении самая большая точность измерения доз.

По ведомственной принадлежности мы относились к Средмашу. Минобороны отвечало за дезактивацию станции и прилегающих территорий, а Средмаш строил саркофаг над разрушенным блоком, это была его зона ответственности. Для строительства нужны были строители и автодорожники — они составляли две трети сил, работавших по линии Средмаша. А химики, геодезисты и топографы — одну треть. Главная задача химиков была держать на контроле дозы облучения, которые получали строители. Чтоб не было ни передоза, ни недодоза.

Как велся контроль на участках Средмаша, я вам рассказал. Каждый, кто шел в зону, получал индивидуальный дозиметр. А в армейских подразделениях дозиметры выдавались только офицерам. По показаниям офицеров заносили дозы всей бригаде, с которой он работал. При том, что сам офицер на работу не выходил. Он привозил бойцов и сидел в машине и заведомо получал меньшую дозу, чем ребята, которые работали. А дозу им ставили по нему.

Облучение в зоне всегда неравномерное. Это как прожектора, которые расставлены в разных местах, но освещение от них идет разной интенсивности. Вы пробегаете с экспонометром и смотрите — с той стороны светит меньше, с этой больше, а вот тут, если поставить стеночку, уже будет полумрак. То же самое с радиационным фоном.

— Строительные работы шли на шести участках. Везде работали «стройбатовцы» Средмаша. Мы должны были следить за дозами, которые они накапливают. Кроме того, мы готовили данные о том, какое излучение там, где планируются новые работы, и сколько в этом месте получит человек за 1, 2, 3 часа. От этого зависело, кого туда посылать. Если послать того, кто уже набрал приличную дозу, можно вылететь в передоз. Передоз был нам запрещен категорически.

Куда Привосиле Больных С Чернобыля

Роберт Гейл Пол Тарасаки Арманд Хаммер

Когда произведена была эвакуация, мы ни журналов школьных, ничего не вывезли. Ведь мы на короткое время выезжали, надеялись сразу же вернуться в город. Ну а потом, когда кончался учебный год, надо было десятиклассникам выписывать аттестаты зрелости. Журналов все еще не было, и мы предложили им самим поставить свои оценки. Сказали: «Вы же помните собственные отметки». Когда посмотрели — ни один не завысил оценки, а некоторые даже занизилиВалерий Голубенко, тогда военрук средней школы №4 г. Припяти, цитируется по документальной повести Юрия Щербака «Чернобыль»

К 14 мая уже умерли семеро работников ЧАЭС, среди которых были и те, кто в ту роковую ночь сидели на БЩУ-4 – Александр Акимов и Леонид Топтунов. Усилиями московских, а позже и американских врачей было совершено уже 18 операций по пересадке костного мозга. А у тех, кто был ещё жив, болезнь продолжала развиваться дальше:

Параллельно организовывали посещения Припяти, дабы жители могли забрать какие-то вещи. Эвакуированным предстояло на нескольких автобусах через несколько посёлков добираться до города. Исполком должен был обеспечить людей средствами индивидуальной защиты, а также пятью пластикатовыми пакетами на человека. Разрешалось вывозить далеко не всё. Мебель и крупная техника набирали в себя огромное количество пыли и не подлежали вывозу. Да и как вывезешь шкаф на автобусе? Разрешалось брать одежду (правда, не всю, так как тёплая одежда нередко могла тоже наглотаться пыли, как ковёр), семейные реликвии, посуду, документы, постельное бельё (исключая детское). По поводу мелкой бытовой техники данные разнятся. Александр Эсаулов в повести Юрия Щербака отмечает, что фотоаппараты, магнитофоны вывозить запрещалось. А вот Валерий Стародумов в документальном сериале «Чернобыль. 1986.04.26. P.S.» отмечает, что мелкую технику забирать было нельзя, а потому она становилась добычей мародёров и милиционеров, охранявших город.

Первых 28 человек эвакуировали вечером 26-го апреля. Среди них было шестеро пожарных и 22 сотрудника станции. Таковы были требования прибывших днём московских врачей. Из Припяти их сразу привезли в киевский аэропорт Борисполь, откуда спецбортом переправили в Москву, в клинический отдел Института биофизики (Москва) на базе клинической больницы № 6 Минздрава СССР, что возле станции метро Щукинская. Там стремительно освободили от пациентов три этажа в инфекционном отделении. Из этих трёх этажей верхний и нижний были своеобразными буферами, пациентов клали лишь на этаж посередине. Вскоре, спустя почти сутки, к первой партии присоединились остальные, менее тяжёлые.

У нас, правда, имелась упаковка для оказания первой помощи на случай именно радиационной аварии. В ней находились препараты для внутривенных вливаний одноразового пользования. Они тут же пошли в дело.
В приемном покое мы уже израсходовали всю одежду. Остальных больных просто заворачивали в простыни. Запомнила я и нашего лифтера В. Д. Ивыгину. Она буквально как маятник успевала туда-сюда. И свое дело делала, и еще за нянечку. Каждого больного поддержит, до места проведет.
Остался в памяти обожженный Шашенок. Он ведь был мужем нашей медсестры. Лицо такое бледно-каменное. Но когда к нему возвращалось сознание, он говорил: «Отойдите от меня. Я из реакторного, отойдите». Удивительно, он в таком состоянии еще заботился о других. Умер Володя утром в реанимации. Но больше мы никого не потеряли. Все лежали на капельницах, делалось все, что было можно.

В ту ночь дежурство по «Скорой помощи» несли диспетчер Л. Н. Мосленцова, врач В. П. Белоконь и фельдшер А. И. Скачек. В приемном покое дежурили медсестра В. И. Кудрина и санитарка Г. И. Дедовец.
Вызов с Чернобыльской АЭС поступил вскоре после прогремевших там взрывов. Что произошло, толком не объяснили, но Скачек выехал на станцию. Вернувшись в 1 ч 35 мин в диспетчерскую с обычного вызова к больному, врач уже не застал своего коллегу и ждал от него телефонного звонка. Он раздался где-то в 1 ч 40 – 42 мин. Скачек сообщал, что есть обожженные люди и требуется врач.
Белоконь вместе с водителем А. А. Гумаровым срочно направились к станции, практически ничего не зная, что там происходит. Как потом выяснилось, в больнице не нашлось даже «лепестков», защищающих органы дыхания. За машиной врача выехали еще две «кареты», но без медработников.

Со станции звонил Белоконь, говорил, какие лекарства ему подвезти. Запросил йодистые препараты. Но почему их не было там, на месте?
У нас свои проблемы. Одно крыло терапевтического отделения находилось на ремонте, а остальное до конца заполнено. Тогда мы стали отправлять тех, кто лежал там до аварии, домой прямо в больничных пижамах. Ночь тогда стояла теплая.
Вся тяжесть работы по оказанию помощи поступившим поначалу легла на терапевтов Г. Н. Шиховцова, А. П. Ильясова и Л. М. Чухнова, а затем на заведующую терапевтическим отделением. Н. Ф. Мальцеву. Требовалась, конечно, подмога, и мы направили по квартирам санитарку. Но многих не оказалось дома: ведь была суббота, и люди разъехались по дачам. Помню, подошли медсестра Л. И. Кропотухина (которая, кстати, находилась в отпуске), фельдшер В. И. Новик.

Казалось бы, механизм оказания первой помощи пострадавшим в случае радиационной аварии должен быть определен заранее. Их следовало принимать и обрабатывать непосредственно в санпропускнике атомной станции. Но, прибыв на ЧАЭС, врач Белоконь увидел, что принимать пораженных негде: дверь здравпункта административно-бытового корпуса №2, обслуживавшего 3-й и 4-й энергоблоки, была закрыта. Здесь было организовано лишь дневное дежурство. Пришлось оказывать помощь пострадавшим прямо в салоне машины «Скорой помощи».
Вскоре к Белоконь стали подходить те, кто почувствовал себя плохо. В основном он делал уколы с успокаивающими лекарствами и отправлял пострадавших в больницу. Скачек к тому времени уже увез в город первую партию пораженных, не дождавшись приезда врача. Люди жаловались на головную боль, сухость во рту, тошноту, рвоту. Они были возбуждены. Наблюдались определенные психические изменения. Некоторые выглядели будто пьяные.

Старшего фельдшера Т. А. Марчулайте вызвала ночью на работу санитарка. Где-то в 2 ч 40 мин она уже принимала в приемном покое первых пострадавших. Вот что она рассказала о работе в первые часы после аварии:
«Я увидела диспетчера «Скорой» Мосленцову. Она стояла, и слезы буквально текли из ее глаз. В отделении стоял какой-то рев. У привезенных со станции открылась сильная рвота. Им требовалась срочная помощь, а медицинских работников не хватало. Здесь уже были начальник медсанчасти В. А. Леоненко и начмед В. А. Печерица.
Удивлялась, что многие поступившие – в военном. Это были пожарные. Лицо одного было багровым, другого – наоборот, белым, как стена, у многих были обожжены лица, руки; некоторых бил озноб. Зрелище было очень тяжелым. Но приходилось работать. Я попросила, чтобы прибывающие складывали свои документы и ценные вещи на подоконник. Переписывать все это, как положено, было некому…
Из терапевтического отделения поступила просьба, чтобы никто ничего с собой не брал, даже часы – все, оказывается, уже подверглось радиоактивному заражению, как у нас говорят – «фонило».

Почему Чернобыль является угрозой для мира, даже 34 года спустя

Даже те, кто родился уже после чернобыльской аварии, наверняка про нее слышали. Не удивительно, ведь это одна из самых серьезных техногенных катастроф в истории человечества. Как минимум, она одна из самых известных и широко освещаемых в массовой культуре катастроф. Про нее снимали фильмы и сериалы, писали книги и научные труды. Сейчас эта территория стала местом паломничества туристов и головной болью для украинских властей и экологов со всего мира. Казалось бы, территория находится в стороне, она никому не мешает и ”варится в собственном соку”, но это не так. Периодически она напоминает о себе и заставляет людей понервничать. С чем это связано и стоит ли всерьез переживать по этому поводу?

Совсем другое дело, когда горит трава и деревья в зоне радиационного заражения. Это приводит к тому, что в воздухе, как тридцать с лишним лет назад, начинают летать частицы радиоактивных элементов. Их период полураспада очень длительный и говорить о том, что за это время все ”рассеялось”, не стоит. Это не так.

Для животных нет границ. Они могут покидать насиженные территории и перемещаться не только внутри одного леса, но и уходить в другие страны. Там они могут стать добычей охотников или дать больное потомство, которое опять же попадет на ужин человеку или хищнику. Так загрязненное мясо будет разноситься по миру и отравлять его.

Последние несколько недель пожары в районе Чернобыльской АЭС не сходили с первых полос многих СМИ. Проблема в том, что горение — это такой процесс, при котором выделяется дым и появляется зола. Все это ветром разносится на большие территории. Если горит просто сухая трава, то ничего страшного не произойдет, и в городах по соседству будет только задымление и небольшое повышение уровня СО2.

Все произошедшее сделало леса вокруг станции непригодными для жизни на долгие годы не только для людей, но и для животных. Правда, если людям сказали, что в Припяти нельзя будет жить в течение 24 000 лет, то животным это объяснить забыли. В итоге, они вернулись куда быстрее и начали активно заселять территории. Чем же это нам сейчас грозит?

Что происходило в Москве, что видели там — трудно сказать. Эти данные нигде не печатали. Все было засекречено. Нам тоже не разрешили напечатать данные по больным, их истории болезни. Их отобрали и куда-то увезли. Где сейчас истории болезни — мы не знаем. Что сейчас с этими людьми — тоже. Был создан специальный центр, который, вроде бы, должен был беспокоиться об их дальнейшей судьбе.

Мы, кстати, случайно узнали, что сами от больных облучились. Дозиметристы каждое утро приходили и мерили их. В один день наша заведующая подошла к дозиметру — а он как защелкал! Вот так нас тоже решили проверить. Оказалось, что мы все тоже накопили много облучения. Статуса ликвидатора мы не имеем. Но мы и героями себя особыми не считаем. Я считаю, что вот эти ребята, ликвидаторы — они герои. И им повезло, что выпутались из этой ситуации.

Врач-онколог Национального Института Рака Анна Губарева была в числе тех, кто спасал первых пострадавших на ЧАЭС. В интервью сайту «24» она рассказала о том, чем рисковали медики во время работы, почему изымались истории болезни ликвидаторов, и как киевским врачам удалось спасти своих пациентов.

Спасите наших детей от радиации

Папа Юрия — Михаил Кудринский, был ликвидатором аварии на ЧАЭС, занимался эвакуацией людей из Припяти в апреле 1986 года. В течение 25 лет итальянская организация La Baia Delle Favole («Залив сказок»), в которой работает Лоренцо Тассано, помогает детям ликвидаторов из Полтавской области.

По ее словам, во Франции детей возили на обследование в один из ведущих исследовательских центров мира — институт Кюри, а семьи из Германии помогали эвакуированным из Чернобыля, которых переселили в Черкасскую область. Благотворители до сих пор помогают семьям с тяжелобольными детьми, проживающими в прилегающих к зоне отчуждения Полесском и Иванковском районах Киевской области. Например, семье, где несколько лет назад родился мальчик без рук.

Организацией отдыха детей в итальянских городах занимаемся всем миром, рассказывает Лоренцо Тассано — дети живут в семьях, где о них заботятся, кто-то оплачивает экскурсии, кто-то — поездки в аквапарк или музеи, для купания этих детей открывают частные пляжи, мэрия оплачивает пребывание в дневном лагере.

В 1995 году священник Микеле Коста вышел к прихожанам маленького итальянского городка Кава-ди-Лаванья и попросил о помощи. Он говорил о страшной аварии на атомной станции в далекой Украине, об умирающих от радиации ликвидаторах, об их детях, которые остаются без родителей.

Организации Per la vita и La Baia Delle Favole, «Кристина» и «Вита Чернобыль» в Италии, «Помощь детям Чернобыля» во Франции, французские благотворители Клодин Уильямс и Николь Ленгле, Эрвин Кох и Йозеф Циглер и «Баварский Красный крест» в Германии — Валентина Колесникова может назвать десятки гуманитарных организаций и имен людей, которые помогали Украине после Чернобыля.

Куда Привосиле Больных С Чернобыля

Ликвидационные мероприятия включали две основные составляющие: возведение саркофага над уничтоженным энергоблоком для предотвращения дальнейшего распространения радиоактивных веществ и деактивация уже заражённой территории. Помимо этого на широкую ногу была поставлена радиационная разведка, которой занимались как военнослужащие войск радиационной, химической и биологической защиты, так и гражданские специалисты. Они тщательно проверяли фоновые уровни и уровень заражения почвы и воды во всей зоне отчуждения и за её пределами, именно на основе их данных принимались решения о проведении тех или иных работ и об отселении жителей.

Основной состав ликвидаторов из различных частей и подразделений, а также гражданских специалистов размещался за пределами 30-ти километровой зоны отчуждения, людей старались размещать по розе ветров в самом благополучном от АЭС направлении — в южном. Поэтому каждый рабочий день включал в себя длительные поездки «туда-обратно».

26 апреля 1986 года в 01:23 на четвёртом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции произошёл взрыв. Сразу же погибли два сотрудника станции, здание четвёртого энергоблока было практически уничтожено, «крышку» реактора – бетонную плиту весом около тысячи тонн сорвало с постамента, около 190 тонн радиоактивных веществ – топлива и отходов были выброшены в атмосферу. Изотопы урана, плутония, йода и цезия, имеющие период полураспада от нескольких суток до тысяч лет.

По воспоминаниям ликвидаторов одно из самого неприятного, что могло случится – было отрицательное решение на посту дозиметрии, который выпускал транспорт из зоны. Если уровень излучения превышал допустимый даже после «отмывки», то машину не выпускали за пределы поста, а это значило что экипажу и рабочим теперь приходилось выбираться на попутках, потом решать проблемы с транспортов уже в расположении. Однако работа на ПУСО тоже была не из лёгких: приходилось работать в самую жару закутанными в резиновые плащи, полные комплекты ОЗК, не снимая респираторов и очков из-за летящих во все стороны брызг и водяной пыли со взвесью радиоактивных частиц.

С техникой было сложнее. Техника – не люди, она железная, радиацию накапливает в пыли, лежащей во всех швах и под колёсными арками, в металле, в резине – везде. На всех выездах из Зоны были устроены дозиметрические посты, которые меряли всю выходящую технику. Если фон превышал допустимые показатели, машину отправляли на ПУСО – (Пункт специальной обработки), где специальные поливочные машины и ребята, с головы до ног укутанные в резину мыли их из брандсбойтов мощной струёй воды с деактивирующим порошком.

Тридцать лет это не только годовщина трагедии, это срок окончания эксплуатации саркофага, под которым еще сотни тонн ядерного топлива.Сейчас все силы брошены на строительство ядерного могильника. Сможет ли современная Украина закончить строительство нового? Миллиарды долларов тратят на него зарубежные инвесторы из Европы и США. Ради чего иностранцы тратят огромные деньги? Они готовятся создать там международное хранилище ядерных отходов, сюда планируется свозить ядерные отходы с половины мира.

Вот, как-то так… Источник: Виолетта Крымская. http://kalmius-info.ru/

Масштабы аварии замалчивали многие страны, а не только СССР. В зоне заражения оказались французские Альпы и горы Германии. В Великобритании есть области, которые до сих пор не используются. В списке загрязнённых 17 стран. Первый удар пришёлся на Скандинавию. Радиоактивные осадки в Швеции, Норвегии были настолько сильны, что оленеводы не могли продавать мясо оленей, так как оно было заражено. Радиация накрыла половину земного шара.

Еще один документ. Этот выдала сама правительственная комиссия «Перечень сведений по вопросам аварии на ЧАЭС, которые не подлежат опубликованию в открытой печати, передачах по радио и телевидению», № 423 от 24 сентября 1987 года. В нем предписывалось засекретить:

В медсанчасть 126 еще сутки после взрыва привозили больных. В подвале до сих про свалены вещи пациентов, радиационный фон от них и сегодня превыщает норму в 5500 раз.

Видимо, все эти машины к 30-летию катастрофы невероятным образом «очистились» от радиации? Интересно, куда пошел весь этот металл со смертельным зарядом? Неужели такой объем зараженного металла разошелся с этого кладбища по всему свету?

Однако ученые утверждают, что не все так радужно, как кажется на первый взгляд. Радиация носит спорадический характер, а долгосрочные последствия облучения пока не известны науке. Согласно докладу ООН, жители, живущие в районах с низким уровнем загрязнения, получили облучение, равное нескольким процедурам рентгена. Так это или нет — установить сложно, поскольку жителей в зоне отчуждения слишком мало.

Однако несмотря на то, что зона отчуждения официально считается слишком загрязненной для человека, высокотоксичный воздух, вода и почва не помешали некоторым людям вернуться в свои дома, подвергшиеся воздействию радиации. Примером является Иван Шамянок, который живет в белорусском селе Тулгович в зоне отчуждения. Он отказался от переселения после катастрофы и до сих пор об этом ни разу не пожалел.

По приблизительным оценкам, около 200 «самоселов» решили проигнорировать предупреждение властей и вернулись в свои деревни. Они живут в 162 селах, которые располагаются в зоне отчуждения. Многие из местных жителей — пожилые люди, большинство из них — женщины 70-80 лет. Ивану Шамяноку, о котором мы упоминали ранее, на момент интервью в 2023 году было 90 лет. Несмотря на его пожилой возраст, он живет один и самостоятельно справляется со всеми бытовыми обязанностями. Однако он говорит, что в его деревне остается все меньше и меньше людей. «Люди не возвращаются, — говорит он. — Все, кто хотел, уже давно здесь живут».

В апреле 1986 года реактор на Чернобыльской атомной электростанции взорвался и отправил облако радиоактивных веществ в путешествие по Европе, Украине и Белоруссии. Это была самая масштабная катастрофа в мире, эквивалентная взрыву 500 ядерных бомб. Несмотря на все ужасы, которые обещали ученые местным жителям, некоторые из них решили не уезжать с родных мест и до сих пор живут в зоне отчуждения.

Однако последствия все же есть, хоть они и касаются в основном подрастающего поколения. Группа экологов Greenpeace в своем обзоре пришла к выводу, что у детей, живших в загрязненной зоне, наблюдаются проблемы с дыхательной, пищеварительной и иммунной системами.

Его основатель Ади Роше вспоминает, как в 1991 году увидела полное отчаяния письмо от украинских и белорусских врачей. По ее словам, это было обращение ко всему миру с мольбой о помощи — вывезти чернобыльских детей подальше от радиации, чтобы их тела имели хоть какой-то шанс на восстановление.

«На момент поступления этого факса после ядерной катастрофы прошло пять лет, и мир уже начал забывать о миллионах детей и взрослых, вынужденных жить с ее смертельными последствиями. Многие считали, что опасность миновала», — рассказывает Роше о начале деятельности фонда

Чернобыль – страшная тайна! А что дальше? ЭТО касается АБСОЛЮТНО ВСЕХ

К сожалению, на эту информацию не всегда своевременно реагировали. По рассекреченным материалам КГБ УССР с 1971 года по 1981 включительно на станции было зафиксировано 29 аварийных остановок, в том числе несколько незначительных аварий. Восемь из них произошли по вине персонала.

Из Припяти эвакуировали сначала жителей, операторы оставались работать.
«Когда эвакуировали горожан, я был на станции и после работы вернулся в пустой город. С Припяти меня вместе с другими коллегами вывезли 29 апреля в час ночи. Помню, мы долго сидели в автобусе и чего-то ждали. У кого-то были электронные часы. Должен сказать — очень дорогая вещь в 1986 году. Часы показывали — 72 часа 95 минут. Это из-за радиации: ионизация воздуха, схемы дают сбой …», — пояснил физик-ядерщик.
Согласно инструкциям, можно было забрать деньги и документы, через несколько месяцев — одежду и книги. Строго запрещалось вывозить мебель, ковры, электротехнику, приемники, так как эти предметы больше всего собирают радиоактивную пыль.

Сейчас вспоминаю, что самым главным была очистка третьего блока от радиоактивного мусора. Он излучал огромную радиацию. 156 тонн было выброшено. Радиация была наверху от трёхсот до двух тысяч рентген. А безопасная доза для человека измеряется в микрорентгенах.

А.К.: А произошло совсем обычное для нашего времени дело. К празднику 1 Мая руководство станции решило провести эксперимент. Станция была новая, построенная по последнему слову техники. Рядом вырос красивый город Припять с 45 тысячами жителей. И люди гордились, что они живут в таком современном городе, что они работают «на передовых рубежах» науки. И вот решили провести эксперимент с атомным реактором. Естественно, они забыли о том, что атомный реактор — это не электрочайник, не электроплитка и не микроволновка. И ситуация вышла из-под контроля.

Очередное заседание правительственной комиссии. Фото: Валерий Зуфаров, Владимир Репик/Фотохроника ТАСС

. Брошенная пустая Припять, игрушки, машины, детские коляски. Всё как в «Сталкере» — шаг вправо, шаг влево, и ты попадаешь под радиацию. А вокруг весна. Течёт река красивая, рыба играет, небо голубое, яблони в цвету. И всё это отравлено радиацией. Ты её не ощущаешь ни одним из органов чувств — ни обонянием, ни осязанием, ни зрением. Но ты ею дышишь. Она входит в тебя, и ты понимаешь, что воздух всё-таки радиоактивный. Ветер поднимает пыль, ты ощущаешь песок на зубах и понимаешь, что песок — радиоактивный. Ты смотришь в сторону, видишь рыжий лес, он сгорел от этого выброса радиации. И это ощущение того, что ты попал в мир будущего, в мир «Сталкера», о котором после этого стали много писать.

А.К.: Мы сели в вертолёт и увидели, что огромный белёсый столб дыма поднимается вверх над «кратером» одного из блоков атомной электростанции. Мы облетали этот столб. Я смотрел, как ребята-вертолётчики зависали над этим столбом и сбрасывали мешки со свинцом туда, чтобы погасить источник возгорания. Царство Небесное этим ребятам, могу только сказать. Почти все из них уже отошли к Господу. Они герои. Потому что тогда просто не верилось в то, что мы можем всё это остановить.

«А на новое место ты приехал, что на тебе было, то ты взял с собой. Жизнь начиналась у населения заново. То, что у них осталось, они это привезти не могли, потому что оно уже заражённое. Многие как-то прорывались, и, когда им разрешали что-то взять, они везли не те вещи, которые можно было провезти. Там же были установлены специальные пункты, через которые ты провозишь, где дозиметристы проверяют радиацию. Вот они везли дублёнки, а дублёнка — в ней сколько пыли этой радиоактивной. То есть нужно было везти с собой то, что можно было помыть, отмыть, что-то гладкое. А они — самое дорогое: ковры, а ковры тоже выбрасывали. Сапоги на меху выбрасывали».

«Рабочий день иногда бывал минуту. Или две минуты. Вот говорят — «он чернобылец», а он за 20 дней проработал там 20 минут. Его привезли, он выполнил какую-то работу за минуту, потому что там 60 рентген, он схватил один рентген, пришёл в бытовку — всё, он уже больше работать не может сегодня. И он сидит все шесть часов и ждёт, пока придёт автобус, сначала грязный (облучённый. — Прим. Лайфа), который довезёт до Чернобыля, переодевается, садится в чистый автобус, и его везут в чистую зону».

«Во-первых, участвовала, считай, вся страна. Сколько прошло через Чернобыль, никто не знает. Там миллионы. У нас ротация войск была, у нас бригада 26-я, каждый день менялись. Вы представляете, какая была ротация — 4,5 тысячи в бригаде. А сколько было сборных, а сколько было полков, и это всё надо было менять, это был ужас».

«Народу, конечно, загубили много. Особенно молодых. Я был с солдатиками, с одним сейчас, с Луховиц, общаюсь, он плох очень, а был парень-красавец, высокий. У него голова, он забывает, куда идёт. Меня уж председатель спрашивает: «Саш, что с ним делать?» Жалко, жалко молодых ребят, мы-то уже что, ехали — думали, а эти же пацанами были. Многие ушли уже, у меня с Егорьевска, там со всех городов я дружил, ушли уже давно, давно, давно. Только о них память осталась. Вспоминаю, смотрю фотографии, фильмы какие-то с ними были, на Митинском кладбище встречались, сейчас уже там я почти никого уже и не вижу».

«Мы предложили очень простой вариант, его можно было сделать за два-три года. И мы даже предложили уже потом, когда поменялся их президент, исполнить это за два-три года, и всего на это нужно было, по-моему, два миллиарда долларов. Они отказались, у меня есть эти письма. Кучма, его службы написали, что они в наших услугах не нуждаются, тем более что мы заняли третье место».

Зараженное мясо развозили по всей стране

Правительственная комиссия ответственными за аварию назвала директора АЭС Виктора Брюханова, главного инженера Николая Фомина, заместителя главного инженера Анатолия Дятлова, которые «допустили грубые ошибки в эксплуатации станции и не обеспечили безопасность». В чем были нарушения персонала? Проведение испытания любой ценой, несмотря на изменение состояния реактора; вывод из работы исправных технологических защит, которые могли остановить реактор до того, как он попал в опасный режим; замалчивание руководством станции масштабов проблемы в первые дни после аварии. Директор Брюханов настаивает, что никакого эксперимента не было, были плановые работы, обязательная проверка систем перед ремонтом. Как и другие сотрудники, он считает, что к аварии привело несовершенство реактора.

Чернобыльская АЭС находится на севере Украины в 12 км от границы с Беларусью. В 1986 году это крупный энергетический узел мощностью 4000 МВт. Первый энергоблок запущен в 1977 году, последующие — в 1978, 1981 и 1983. До 1986 года здесь была одна серьезная авария — в 1982 году произошел разрыв технологического канала на первом блоке, на ликвидацию последствий ушло три месяца. До взрыва на Чернобыльской станции инцидентов происходило меньше, чем в среднем на других атомных станциях страны. На момент аварии Чернобыльская АЭС наряду с Ленинградской и Курской была самой мощной в СССР. Выработка электроэнергии в последнее время перед аварией составляла около 28 млрд кВт в год, что лишь немного уступало Ленинградской АЭС.

— О том, что в Советском Союзе взорвалась АЭС, мы узнали из зарубежных голосов… 1-го мая в Житомире, Киеве, других городах Беларуси, России, Прибалтики миллионы людей вышли на праздничную демонстрацию. Было очень жарко. Дети в национальных костюмах, вдыхая радиоактивный угар, плясали на главной улице столицы Украины. На трибуне, приветствуя демонстрантов, стояли члены украинского Политбюро и члены правительства… Несмотря на то, что официально никаких сообщений о взрыве не было, в ближайших от Чернобыля городах с каждым днем нарастала паника. Никто не знал, что именно произошло, слухи распространялись самые невероятные. В аптеках исчез йод. Многие люди, полагая, что так можно уберечься от радиации, в чистом виде пили йод, обжигая гортани и кишечники. Люди скупали билеты в любом направлении. Спустя 10 дней министр здравоохранения Украинской ССР дал ценные рекомендации: закрывать форточки и вытирать ноги мокрой тряпкой, заходя в дом. Делать влажную уборку квартиры. Вот и вся радиационная профилактика.

С пострадавших территорий отселили 138 тысяч человек, 75% из них — жители Гомельской области. Еще 200 тысяч уехали сами. На территории площадью 194 тысячи гектаров созданы зоны отчуждения, большая часть которых в дальнейшем была трансформирована в Полесский радиационно-экологический заповедник. Здесь хранится треть всего «чернобыльского наследия», которое досталось Беларуси после аварии на АЭС: 30% цезия, еще 70% стронция и 97% плутония. Задача этих территорий — не пустить радиацию дальше.

«70% чернобыльских радиоизотопов пришлось на нашу республику, ими захвачена третья часть территории, — рассказывал в 1990 году в ООН министр иностранных дел БССР Петр Кравченко. — Пятая часть населения стала жертвой Чернобыля, заложниками отсроченных вредных эффектов радиации. В пораженных зонах в восемь раз увеличилось заболевание анемией, в 10 раз — хронической патологией носоглотки, в два раза — врожденными пороками развития у новорожденных».

Лучевая болезнь возникает в результате единичного облучения высокой интенсивности, кратковременного контакта с радиационным фоном большой интенсивности либо длительным контактом радиационным фоном низкой интенсивности.

Развитие хронической лучевой болезни может произойти у медицинского персонала осуществляющего свою деятельность в отделениях лучевой диагностики и терапии (рентгенологов, радиологов), больных, подвергающихся частым рентгенологическим и радионуклидным исследованиям.

Лучевая болезнь может принимать формы диатеза, отягощенные неврологическими проблемами, восприимчивостью к инфекционным поражениям, как всего организма, так и системы желудочно-кишечного тракта, создает благоприятную среду для развития онкологических заболеваний.

При этом поток нейтронов, рентгеновское и гамма-излучение способны вызывать лучевую болезнь при внешнем воздействии, тогда как альфа – и бета-частицы вызывают поражение только при попадании внутрь организма через дыхательный или пищеварительный тракт, поврежденную кожу и слизистые оболочки.